Общая информация

Калужский поставангард

По странному совпадению в середине семидесятых годов в Калугу почти одновременно приехали художники П. П. Козьмин, М. Д. Мантулин, Г. К. Табаков и В. Гальс. Будучи во многом, конечно же, несхожими друг с другом, все они в той или иной мере могли тогда почитаться «леваками».Козьмин, самый старший среди них, увлекся художественным экспериментаторством еще в середине пятидесятых годов. И поныне он — изобретатель новых форм, приемов, идей. Его искусству присущи трезвость и остроумие. При этом остроумие выражается не в «рассказе» (к сюжетности художник более чем равнодушен), а в том, как решаются им художественные задачи. А решаются они легко, неожиданно и остро. И очень точно. Красками, а точнее, колерами Козьмин оперирует, как музыкант — звуками: все колера отличает чистота звучания, умело определяются и их взаимоотношения.

Работает Козьмин в обширном стилевом диапазоне: от неопримитива до абстракционизма. Создаются им и натурные, вполне реалистические вещи (правда, сам художник рассматривает их как «заготовки»). Во всяком случае он никогда не был «экстремистом» в искусстве. Как и другие калужские «левые», в своих исканиях никогда не покушавшиеся на вековечные «законы искусства», на иерархию духовных ценностей, на «хороший вкус» (если не принимать во внимание крайне эпизодические проявления «кэмпа» — игры в кич).

Даже и в славную эпоху «застоя» вряд ли кто-либо из знатоков современного искусства посчитал бы экстремистскими несколько эстетизированные поп-артистские композиции Мантулина, изысканные абстракции Табакова или живописные «неомаразмы» Гальса, изображавшего то обнаженную колхозницу на фоне Василия Блаженного, то вручение цветов ветерану труда, то городских «шефов» на сенокосе…

Тем не менее, когда однажды — в Обнинске — экспонировались коллажи Мантулина «Сватовство майора» и «Спасение на водах», эти работы столь возмутили публику, что приказано было их снять. Слишком высока — не по времени — была, видимо, степень духовной раскованности калужского поставангарда.

Впрочем, снимали работы с выставок в ту пору редко — уж очень дерзкие картины попросту не допускались к публичному осмотру.Правда, произведения новомодного тогда фото-арта экспонировались в Калуге и Обнинске вполне свободно (вероятно, в силу сходства этого «арта» с обычнейшим натурализмом). Но работы эти были совершенно серьезны — а значит, и вполне безвкусны: фотореализм, в котором недостает иронической или сатирической соли, — кушево совершенно несъедобное. Тем не менее фото-арт стал жгучей реальностью для многих калужан: ученых и пэтэушников, врачей и врачуемых, покупателей авиабилетов и посетителей ресторанов. Ибо такова уж специфическая особенность калужского поставангарда советской поры, что наиболее полно он проявил себя в монументальных формах.

Невероятно, но факт — в пору социального «застоя» «левым» дали возможность оформлять интерьеры общественных зданий Калуги. В конце семидесятых годов Мантулин и Табаков (в соавторстве с Л. Иконниковой и М. Камышанским) оформили помещения ресторана «Калуга I». Эффектные, эпатажные, напористые росписи и «объекты» ресторанного зала стали своего рода манифестом калужских поставангардистов.«Буклетные» стюардессы и «Боинги», роскошные автомобили и «Венера» Боттичелли, чрезвычайно эффектные и фотографически точно запечатленные, оединились в ошеломляющее, многошумное зрелище. Все эти фантомы массовой культуры стали персонажами ироничной и увлекательной игры в кич. Они не только смешны и вульгарны, но и пошло-великолепны, пошло-величественны.

Та же душевная раскованность, то же игровое начало присущи и многим другим работам Мантулина и Табакова. Но, конечно, в зависимости от назначения росписей и дизайн-объектов разной оказывается степень «агрессивности» образов.

Во всяком случае поставангард вторгся в калужский быт. И, судя по всему, он импонировал — и импонирует — многим жителям города. Своими «уличными» интонациями. Своей веселой фамильярностью, необычностью.